"На наших сборищах мы языки Мира Столпа передаём русским почти всюду, кроме имён собственных. Соответственно, и названия большинства реалий используются русские, даже когда известны соответствующие слова на местных языках. Новые заимствования в русском при этом избегаются…
Отсутствующие в русском местные слова вводятся обычно тогда, когда нужно подчеркнуть, что и для говорящих они — иноязычные. Мэйанин не назовёт «понёвой» арандийский аинг уже потому, что аинг в Аранде носят и мужчины и женщины, а понёву в Мэйане — только женщины.
… пардвянского государя и мэйанин, и арандиец поименуют пардвянским же словом «дакдакар»" -
Примерно понятно, мы поступаем, в общем, аналогично: естественно "обычный язык" героя переводить на свой "обычный язык", то есть русский. А чужие слова, связанные с чужими реалиями, удобно воспроизводить "на языке оригинала".
Но вот, почему, скажем, вы выбираете слово "понёва" для соответствующей части женской одежды, а не "юбка", как более обиходное в русском? А для арандийской распашной юбки из полотнища, заложенного четырьмя и более складками ("1) домашняя одежда; 2) часть парадной формы во флоте и в некоторых сухопутных войсках; 3) подобающая одежда для посещения единобожных обрядов") сочли более правильным "автохтонное" слово "аинг", а не "килт", скажем?
И в случае употребления местных терминов – типа аинга, дакдакара, умблоо или страмников – вы как-то себе объясняете, почему это слово звучит так, а не иначе? Какие-то языковые ассоциации усматриваете? Что, скажем, означает окончание "-анг" (ирианг, бумеранг, кэрианг, агианг)? Откуда оно у вас "вырастает"?
Re: О наименованиях / о терминологии
Date: 2011-08-15 01:46 pm (UTC)"На наших сборищах мы языки Мира Столпа передаём русским почти всюду, кроме имён собственных. Соответственно, и названия большинства реалий используются русские, даже когда известны соответствующие слова на местных языках. Новые заимствования в русском при этом избегаются…
Отсутствующие в русском местные слова вводятся обычно тогда, когда нужно подчеркнуть, что и для говорящих они — иноязычные. Мэйанин не назовёт «понёвой» арандийский аинг уже потому, что аинг в Аранде носят и мужчины и женщины, а понёву в Мэйане — только женщины.
… пардвянского государя и мэйанин, и арандиец поименуют пардвянским же словом «дакдакар»" -
Примерно понятно, мы поступаем, в общем, аналогично: естественно "обычный язык" героя переводить на свой "обычный язык", то есть русский. А чужие слова, связанные с чужими реалиями, удобно воспроизводить "на языке оригинала".
Но вот, почему, скажем, вы выбираете слово "понёва" для соответствующей части женской одежды, а не "юбка", как более обиходное в русском? А для арандийской распашной юбки из полотнища, заложенного четырьмя и более складками ("1) домашняя одежда; 2) часть парадной формы во флоте и в некоторых сухопутных войсках; 3) подобающая одежда для посещения единобожных обрядов") сочли более правильным "автохтонное" слово "аинг", а не "килт", скажем?
И в случае употребления местных терминов – типа аинга, дакдакара, умблоо или страмников – вы как-то себе объясняете, почему это слово звучит так, а не иначе? Какие-то языковые ассоциации усматриваете? Что, скажем, означает окончание "-анг" (ирианг, бумеранг, кэрианг, агианг)? Откуда оно у вас "вырастает"?