Альтерристика

О наименованиях: не уверен, что правильно понял вопрос. На наших сборищах мы языки Мира Столпа передаём русским почти всюду, кроме имён собственных. Соответственно, и названия большинства реалий используются русские, даже когда известны соответствующие слова на местных языках. Новые заимствования в русском при этом избегаются — особенно в историях про «древность и средневековье»; на наш взгляд, и в романе про средневекового земного соглядатая слова «информация» или «шпион» малоуместны. Если, скажем, для существа нет русского слова, подбирается или наиболее близкое к мэйанскому, или «промежуточное» между русским и местным смыслом. Так, дибульский «топтыгин» не имеет ничего общего с медведем, но по-мэйански название этого «самый большой сухопутный зверь» тоже соотносится с топотом. Морской гад «корягин» — очень близок европейскому «кракену», но ведь и скандинавское слово для кракена — от того же корня, что русская «коряга»; в мэйанском щупальца гигантского кальмара тоже представляются похожими на корни дерева. И т.д.
Отсутствующие в русском местные слова вводятся обычно тогда, когда нужно подчеркнуть, что и для говорящих они — иноязычные. Мэйанин не назовёт «понёвой» арандийский аинг уже потому, что аинг в Аранде носят и мужчины и женщины, а понёву в Мэйане — только женщины. Мэйанин зовёт, в русской передаче, своего государя «королём», а арандийского — «царём», разными словами (хотя, разумеется, ни о Карле Великом, ни о Цезаре он не имеет представления), но эта разница в терминах отражает и разницу функций этих правителей (мэйанский король прежде всего, по крайней мере по закону, - третейский судья, а арандийский — верховный жрец). А, скажем, пардвянского государя и мэйанин, и арандиец поименуют пардвянским же словом «дакдакар», потому что не переводить же титул этого чужеземного властителя «королём королей» или «царём царей» — за такое и в измене обвинить могут! Но таких слов довольно мало.